В новом проекте галереи MIRAS играет ключевую роль МЕСТО действия. Город и человек. Как же быть, если нас окружает не природа, а панельные многоэтажки? Современные уфимские художники предлагают посмотреть на образы, которые воплощают новую действительность.

Саша Шевнина
Городские пейзажи Александры Шевниной — пример искренности в современном искусстве. В представленной серии работ мы не видим зданий, которые принято считать историческими: особняков или доходных домов дореволюционной постройки, сталинских высоток или построек зрелого советского модернизма, которые стали знаками для своей эпохи и целых регионов. Нет, перед нами сооружения, которыми не принято гордиться, самые обыденные, повседневные, как бы затертые: хрущевки, «брежневки», подсобные строения. Можно сказать, что художница восстанавливает справедливость, отдавая центральное место на холсте тому, что обделено вниманием, обесценено, вычеркнуто из путеводителей.

Её работы лишены пафоса. Мягкий и тёплый колорит, уравновешенная композиция, неострая перспектива — все это создает настроение прогулки летним вечером по знакомым местам. В таких пейзажах протекает жизнь десятков миллионов наших соотечественников. Но подобные районы можно найти и в Африке, и на Ближнем Востоке, и на Балканах, и в Восточной Германии. Они — следы ХХ века. Звенящее безмолвие пробуждает воспоминания о давно забытой первой любви, которая развивалась в декорациях спального района. Может это из-за отсутствия людей «в кадре»? Увидеть город таким можно, если выйти гулять ранним утром. Воображение населяет улицы и дома призраками прошлого, мечтами и предчувствиями. Пейзажи Саши Шевниной уютны как повседневная одежда, которую мы стесняемся надевать на деловую встречу, но которая бывает на нас: когда мы влюбляемся, узнаем о рождении или смерти близких, когда идем за продуктами в магазин, и просто дышим, предаваясь лени в выходной день.

Интерес к родным краям возник в постсоветской России по мере ухода в прошлое насильственного локального патриотизма, из искреннего любопытства. Энтузиасты в разных городах РФ поддерживают памятники архитектуры, водят любительские экскурсии, собирают исторические сведения о советских городах, которые строились по невиданным в мире централизованным планам: город за полярным кругом Норильск, город-завод Тольятти и т. д. Наше наследие внушительно и до сих пор недооценено. Тем ценнее живопись Саши Шевниной. Эти картины, я уверен, способны вызвать такие же теплые чувства у жителей современных столиц (большей частью выходцев из советских провинций), какие некогда вызывала картина Поленова «Московский дворик», ведь не место красит человека.

Галия Байгужина
Тему города давно развивает в своей живописи Галия Байгужина. Работы: «Жизнь в стёклах» (2013) и «Небо над городом» (2018) самим отношением автора к городской «плоти» напоминают поиски австрийского художника Фриденсрайха Хундертвассера. Один из красивейших городов мира — Вена после Второй мировой войны вместил в себя миллионы беженцев из бывших имперских окраин, распух и загрязнился. Венские дворцы, рассчитанные на некогда великую империю, сделались неуместны для маленькой Австрийской республики. Именно в этой послевоенной Вене Хундертвассер размышлял над заживающими ранами своей любимой столицы и создавал яркие картины. Сейчас, впервые в истории России, бóльшая часть россиян живет не в деревне, а в городах. История нашей страны была не менее трагична: революция и гражданская война, индустриализация, поспешная стройка хрущёвок, которые мы всё равно любим. И, наконец, распад Союза и лихие 90^-е. После отмирания системы генерального плана, города стали расти стихийно. Составные холсты, авторский приём Галии Байгужиной, выражают это свойство бессистемного роста. Город это и люди как в картине «Глаза-окна» (2011). К третьему десятилетию 21 века россияне подошли не вполне готовые в культурном плане к своему положению горожан. Может поэтому кроме нескольких архитектурных жемчужин или городов-ансамблей (Санкт-Петербург, Великий Новгород, Дербент) мы не привыкли воспринимать город предметом для любования? Сегодня многоэтажки, а не билибинский лес, является для большинства подлинной средой обитания. Осмыслить это место, принять или переустроить — дело в том числе и художников.

Александр Кайдалов
Образы коллективного бессознательного проступают и в работах Александра Кайдалова. Из центра картины «Большой брат», где закрутилась спираль трёхцветных, как кинескоп старого ТВ, флюидов, на нас смотрит глаз. Сверху и справа две камеры наблюдения. Внизу, спиной к нам человек в зеленой форме, уставился в синий экран. Втайне опасаясь остаться без присмотра и гонимые безотчетным желанием быть на виду, мы рассказываем о себе в интернете всё больше и больше. Нет ли здесь противоречия? Или скрытого желания опеки? В эпоху смартфонов так и хочется представить себя Эдвардом Сноуденом или Нео, за которым охотятся агенты Матрицы. И слишком грустно сознавать, что ты нужен только рассыльщикам интернет-спама, и с днём рождения тебя поздравит только твой e-mail сервис. Ставшее расхожим выражение о Большом брате из романа Оруэлла «1984» обретает в наше время оттенок ретро-иронии. Это больше не опасение утратить приватность, а тщетный поиск образа Отца по ту сторону равнодушных алгоритмов.


Вадим Халитов
Живопись Вадима Халитова перепевает знакомые образы на новый лад. Иллюстрации Ивана Билибина («Влечения», «Страхи»), картины Васнецова («Белебеевская») и рисунки Обри Бердслея («Золото Башкирии», «Неваляшка»). Игра художника в том, чтобы изменить контекст, пропорции, взглянуть на привычное под новым углом. Например, в линогравюре «Неваляшка» целлулоидное тело игрушки покрыто рисунками и надписями, как живая плоть татуировкой. И неожиданно детская игрушка обретает развязно криминальный вид, а образы Бердслея, и без того чувственно декадентские, гармонично вплетаются в вязь достойную тюремных «кольщиков».

В «Золоте Башкирии» старуха-колдунья обобщенно восточной наружности, склонилась над горшочком. «Ориентализм» на грани китча, столь свойственный колониальным фантазиям о Востоке, стал для европейского зрителя в эпоху Бердслея вместилищем предполагаемых порочных наслаждений. Её золото — это не плод алхимической трансмутации, а обычный мёд.

В картине «Страхи», Василиса Прекрасная оставляет за спиной не избушку на курьих ножках, а кабину полицейской машины, впрочем, тоже на курьих ногах. В оригинальной иллюстрации Ивана Билибина героиня покидает домик Бабы Яги, освещая себе путь черепом (сюрреалистам Парижа и не снилось!), Вадим Халитов пошел дальше: ядовитая поросль под ногами современной Василисы обогатилась растущими во мху синими Хагги Вагги и окровавленным телом неизвестного витязя (возможно принесённого статистами из другого рисунка Билибина). О чем всё это? О том, что форма избушек меняется, а хтонь остается. Впрочем, жива и Василиса, и она обязательно найдёт выход из тёмного леса.

В картине «Влечения», тоже переосмысливающей акварели Билибина, героиня сказки вместо белого всадника (олицетворяющего день, свет и языческое светлое начало мироздания), видит экраны ТВ с лицами политиков, одуряющими телешоу и порнографией. Свет экрана подменил для нас свет дня. Небо и лес русской сказки мы променяли на офисы и тесные квартиры на окраинах; свет знаний, глубоких переживаний, мистического опыта, подменён грязным потоком мелко нарубленной пошлости, «контентом».

Александр Соболев
Масляная графика Александра Соболева эмоционально сдержана. Автор не цитирует чужие образы и не отсылает нас к реальности. Его работы — пространство индивидуального символизма. Тот же аскетизм средств, обманчивая ясность рисунка. Но кое-чем «Комната» Соболева отличается от кабаковских. Многозначительные тени на спинке кровати и бугры покрывала, в которых мерещится женская фигура явно из арсенала сюрреализма. Обратная перспектива стула, кровати и стола, наивная старательность штриховки, открытая неумелость: всё это ближе не к ребусам московского концептуализма, а к направлению ар-брют, в котором каждый художник развивается вне контекста культуры. Его почти абстрактные работы похожи не то на географическую карту в исполнении художника-самоучки, не то на поделку пациента психо-диспансера. Приглушены цвета (вероятно, благодаря впитыванию масла из краски в бумагу), спокойная композиция вызывают умиротворение. Работы Соболева медитативны. Не оттого ли, что нечто важное, судьбоносное, как будто вынесено за рамки?

Алён Савельева
Творчество Алён Савельевой — больше чем сатира. На первый взгляд художница высмеивает случайные приметы реальности, доведённые до гротеска. Её живопись похожа на рисунок фломастером. Но за этим видна школа и дар композиции. В серии листов «Круги ада» тела грешников и чертей образуют динамичное единство, не сливаясь. Смело используя цвет, выразительный контур и пятно автор создают орнамент из тел как в тибетских иконах-танка, повествующих о загробных скитаниях души на пути к перерождению.

О мастерстве и эрудиции автора говорит несводимость образов к однозначным оценкам плохой/хороший. Вот девушка в «Обратись от пути своего» (2022). Прическа-хвостики, голубые глаза — ренессансная Афродита. Несоответствие детской прически и взрослого лица, нимб вторящий кругу «холста» кажется лишь маскируют искреннее восхищение художника девичьей красотой.

Брутальные мужчины в униформе, «Значение деталей» (2020), смотрят друг на друга с вызовом. Они как шестилетки горды своей ковбойской удалью и весом, которой им придают атрибуты власти: жезл патрульного и стальные наручники. Но это не памфлет на «силовиков»; это образ, схваченный во всей его полноте, смешной настолько же, насколько симпатичный. Хрупкие школьницы, усевшиеся вокруг окровавленной бараньей головы на фоне зелёной горы, «Праздник» (2022), отсылают и к популярной культуре японского аниме и к сцене шабаша на Лысой горе. Японская анимация уже возведена японским мультимедиа-художником Такаши Мураками из flat-culture в полноценное искусство; в свою очередь, ведьмы — любимицы европейской массовой культуры накануне сексуальной революции, и сейчас напоминают о темной стороне женской природы. Школьницы Алён Савельевой – это размышление о мире девочки-подростка в эпоху гиперинформации. Волнуетесь о том, чем заняты ваши дети? А вы уверены, что поймете, даже если они расскажут?

Пока мир погружается в хаос, способность увидеть смешное в страшном — возможно последний признак сохранившегося разума. Несколько столетий назад в Европе раздираемой религиозными войнами появилось сатирическое сочинение Эразма Роттердамского «Похвала глупости» [1] . И оно дошло до нас, потому что автор, безусловно, умнейший человек своей эпохи, отказался от морализаторства и вложил свои впечатления в небольшое шуточное сочинение. Вот и Алён Савельева — не моралист, а увлечённый художник. Её работы красивы и это вызов. На этот раз глобальному тренду «современного искусства».


Текст: Павел Дейнека
Искусствовед. Государственный Эрмитаж,
Научно-просветительный отдел, сектор «Диалог искусств».
Санкт-Петербург, 2023

[1] лат. Moriae Encomium, sive Stultitiae Laus, 1509